КОРЗИНА
Мои заказы

Ваша корзина пуста

→  Стоимость доставки

→  Как сделать заказ?

→  Способы оплаты

Иванов В. Трехстишия Cерия: Скифия: Антология сетевой поэзии Издательство: Скифия Город, год: Санкт-Петербург, 2010 ISBN: 978-5-903463-39-8 Формат: Уменьшенный книжный Тип переплета: Твердый переплет Количество страниц: 328 стр. Тираж: 500 экз. Цена: 220 руб. бумажная книга В корзину

Представляем возможно самую главную книгу петербургского поэта и философа Виктора Иванова. В своем трактате «О трехстишии в свете традиции» автор обозначил, что трехстишие, которое он сотворяет, только «приподнимает завесу с предмета, слегка просвечивает его “божественный мрак”, его неизреченную тайну». Книга является настоящим подарком для всех ценителей настоящей глубокой духовной поэзии.

Согласно учению св. Дионисия Ареопагита, «божественный мрак» является главным атрибутом Бога, и поэт отнюдь не случайно использует данную дефиницию для обозначения собственных поэтических исканий.

Немолчная флейта

О поэзии Виктора Иванова

Виктор Иванов родился в 1945 году. Имя Виктор означает Победа. Но для семьи Ивановых рождение сына было не простым семейным счастьем. В самом начале войны прямым попаданием снаряда были убиты их пятеро детей, прятавшихся во время артобстрела в окопе, вырытом около дома в Лигово — предместье Ленинграда. А вскоре здесь оказались немцы, и несчастных родителей, едва успевших оплакать погибших, погнали в& эстонский концлагерь. Позднее семью переместили в Финляндию,  поскольку жена была финкой.

В конце войны финские власти выслали Ивановых обратно в Советскую Россию. Скитальцев тут же отправили под конвоем на спецпоселение в деревню Сидорково Ярославской области. Там и родился долгожданный ребенок. В память об одном из сыновей родители назвали новорожденного Виктором. Это была их личная победа над всеми превратностями судьбы. «Я теперь живу за двоих», говорит поэт.

Понятно, что такое необыкновенное рождение предполагает в дальнейшем исключительную судьбу. Но поначалу жизненный путь Виктора Иванова мало чем отличался от других: школа, армейская служба, философский факультет Ленинградского университета, аспирантура. Так со временем и получился бы из него заурядный доцент, заунывно талдычащий студентам основы марксизма-ленинизма.

Но в 1977 году, накануне своего 33-летия, Виктор Иванов совершает, казалось бы, безумный шаг — уходит из аспирантуры и становится плотником. Конечно, подобный поступок мог быть продиктован только высшими силами. Ведь в его биографии теперь возникают новые — библейские — мотивы: пророческий возраст Иисуса и строительная профессия Иосифа. Впрочем, об этом событии он сообщает кратко и буднично, словно и не совершал ничего необычного: «бросил аспирантуру и надел крестик».

Воистину Виктор Иванов обратился к высоким духовным исканиям. Его заинтересовали восточные религиозные течения — дзэн-буддизм и даосизм. Одновременно увлекся удивительной культурой Востока, в первую очередь, классической японской и китайской поэзией. Стал писать трехстишия оригинальный вариант японских хайку, придав им русский национальный колорит. Отныне его жизненный путь и путь духовный органично соединились, устремившись к единой цели.

* * *

В своем трактате «О  трехстишии в свете традиции» Виктор Иванов отмечает, что трехстишие, которое он сотворяет, только «приподнимает завесу с предмета, слегка просвечивает его «божественный мрак», его неизреченную тайну». Согласно учению св. Дионисия Ареопагита, «божественный мрак» является главным атрибутом Бога, и поэт отнюдь не случайно использует данную дефиницию для обозначения собственных поэтических исканий.

Определяя трехстишие как асимметрию, как «неправильное и «неустойчивое стихотворение, как выражение самого движения, Виктор Иванов сравнивает его сотворение с «озаренным сознанием, которое стремительно входит «в однобытие с миром. В такой трактовке творческого состояния есть нечто, приближающее поэта к практике молитвенной аскетики, известной как «умное делание. Эта особая духовная практика,  начатая  еще  синайскими отцами-пустынниками (IV век от Р.Х.), совершалась через  молитвенный  подвиг,  прежде  всего,  через  непрестанную  Иисусову  молитву.  С  ее  помощью  достигалась «исихия» (мир, безмолвие, покой), этимологическим аналогом  которой  является  буддистская  «нирвана».  Так первоначальное увлечение даосизмом и дзэн-буддизмом  в конце концов привело Виктора Иванова к осознанию собственных  православных  корней  —  к  византийскому  исихазму.

Это  коснулось  не  только  мировоззренческих  установок поэта в целом, но и непосредственно его поэтического творчества. Именно в краткой Иисусовой молитве он увидел основу для русского классического трехстишия, расположив ее следующим образом:

«Трехстрочная  молитва  проговаривается  так  же,  как и  трехстишие: три ровных вдоха–выдоха»,  —  заключает Виктор Иванов. Он, конечно, прав, ибо психосоматическая техника была необходимым условием молитвенного подвига, направленного на успешное достижение  «исихии».  При этом поэт не забывает об аллитерационной и ассонансной инструментовке стиха:

Здесь  первая  строка  традиционно  рифмуется  с  третьей (очах–странничать), где полуударная рифма ослаблена и едва обозначена. В то же время начало первой строки и  окончание второй скреплены диагональным созвучием (ноша-пешком).  Такая  утонченная  инструментовка  была характерна, например, для скальдического стихосложения, которое оказало огромное влияние на древнюю русскую поэзию, в частности, на «Слово о полку Игореве».

В общем, Виктор Иванов научился использовать все благозвучие природной русской речи, способной отразить высокую духовную сущность каждого стихотворения. В свое время на это обратил внимание замечательный литературовед Адольф Урбан, который, рекомендуя к печати рукопись поэта, отметил «ее чистое, просветленное, нравственное  начало,  глубоко  человечное,  порой  хрупкое, как многое в природе, но неизменно направленное в  сторону  добра,  любви,  духовного  совершенства». А когда книга «Талая земля» вышла в свет (1990), академик Александр Панченко указал на ее уникальную неповторимость: «В двадцатом веке было много поэтических поисков, но Виктору Иванову удалось создать нечто принципиально новое в каноническом жанре поэзии».

* * *

Это  признание,  высказанное  серьезными  учеными мужами, не смутило Виктора Иванова — он не стал почивать на лаврах. Поэт продолжил свой путь, предначертанный свыше. Он поселился в сельской местности и срубил собственными  руками  дом  на  кордоне.  С  радостью  занялся привычным сельским трудом — стал возделывать землю, собирать дары лесов и болот. Он и поныне ведет затворнический образ жизни, читая аскетическую литературу — труды христианских мистиков от св. Дионисия Ареопагита до св. Григория Паламы. И, конечно же, пишет трехстишия, которые не писать не может — подобно немолчной флейте, которая не может не петь.  А  недавно поэт собрал свои стихотворения в одну полноценную книгу — книгу его жизни. Сейчас она лежит перед читателем.