Комментарий Марины Георгиевой:

Из Соловьева:

«В начале 1113 года видели в Киеве солнечное затмение: небесное знамение предвещало смерть Святополкову, по словам летописца: князь умер 16 апреля, недолго переживши Давыда Игоревича, умершего в мае 1112 года.

По Святополке плакали бояре и дружина его вся, говорит летописец, но о плаче народном не упоминает ни слова; княгиня его раздала много богатства по монастырям, попам, нищим, так что все дивились: никогда не бывало такой милостыни; Святополк был благочестив: когда шел на войну или куда-нибудь, то заходил прежде в Печерский монастырь поклониться гробу св. Феодосия и взять молитву у игумена; несмотря на то, летописец не прибавил ни слова в похвалу его, хотя любил сказать что-нибудь доброе о каждом умершем князе»

И далее:

«Легко понять, что племя Изяславово потеряло окончательно народную любовь на Руси; дети Святослава никогда не пользовались ею: мы видели, какую славу имел Олег Гориславич в народе; в последнее время он не мог поправить ее, не участвуя в самых знаменитых походах других князей.

Старший брат его, Давыд, был лицо незначительное; если он сделал менее зла Русской земле, чем брат его, то, как видно, потому, что был менее его деятелен; но если бы даже Давыд и имел большое значение, то оно исчезало пред значением Мономаха, который во все княжение Святополка стоял на первом плане; от него одного только народ привык ждать всякого добра; мы видели, что в летописи он является любимцем неба, действующим по его внушению, и главным зачинателем добрых предприятий; он был старшим на деле; любопытно, что летописец при исчислении князей постоянно дает ему второе место после Святополка, впереди Святославичей: могли ли они после того надеяться получить старшинство по смерти Святополковой?»

И, чтоб уж окончательно внести ясность в то, "кто на свете всех милее":

«Мономах, узнав о смерти Святополка, много плакал…»

С. М. Соловьёв «История России с древнейших времен»
— СПб., 1851—1879

Современники намного циничней:

«В сочинениях Мономаха и ряде других древнерусских произведений, так или иначе проводивших взгляд Владимира Всеволодовича, прослеживается еще одна оппозиция: св. Борис=Владимир Мономах — Святополк Окаянный=Святополк Изяславич.

На определенные параллели Владимира и его современников могло наталкивать само имя Святополка Изяславича — тезки Святополка Окаянного. Возможно, что эту мысль и пытался провести, в завуалированной форме, устами Владимира Мономаха, автор «Повести об ослеплении Василька». Таким образом, невольно всплывала аналогия с другим Святополком-Окаянным. Могло ли быть до этого зло большее, чем убийство Бориса и Глеба Святополком Окаянным? Получалось, что два самых тяжких зла, свершившихся на Руси, исходили от двух Свято полков: Окаянного и Изяславича.

Явно антисвятополковскую и промономаховскую направленность имеет «Сказание о чудесах Бориса и Глеба», на что уже обращалось внимание в литературе. Святополк несправедливо осудил двух мужей и забыл о них. Несправедливость была устранена чудесным вмешательством святых Бориса и Глеба, которые велели сказать князю, что если он не покается и не перестанет поступать несправедливо, то не избежит кары.

Показательно, что согласно Божьему промыслу и воли Бориса и Глеба, Святополку не удалось осуществить свой замысел по строительству нового храма, в честь святых мучеников. В то же время, Владимир украсил их гробницы, а Олег построил новую церковь. Однако Святополк, несмотря на все мольбы последнего, препятствовал переносу гробниц святых мучеников в новый храм. Это удалось осуществить только тогда, когда в Киеве вокняжился Мономах.

Таким образом, автор «Сказания» проводил мысль о том, что Борис и Глеб, как бы отторгали Святополка Изяславича, отказываясь принимать от него знаки внимания и почитания. Это была своеобразная внешняя санкция, исходящая от святых Рюриковичей, направленная на сакральное исключение Святополка из рода, и освящавшая власть потомков Всеволода (Мономаха и Мономашичей) и Святослава (Олега, Давида и их потомков).
Можно указать и на Киево-Печерский патерик, рисовавший отрицательные образы Святополка и его сына Мстислава».

В. В. Пузанов
«Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты»
— Ижевск: Издательский дом “Удмуртский университет”, 2007.

Ну, а Вернадский, кажется, считает Святополка более бизнесменом, нежели воином и политиком:

«Хотя Святополк и принимал участие в походах против половцев, его внимание, в основном, было обращено на запад.

Он выдал одну из своих дочерей замуж за польского короля Болеслава II (1102 г.), а другую — за сына короля Венгрии (1104 г. ). Эти династические браки имели целью укрепить дружественные связи между Русью, Польшей и Венгрией, но Святополк, кажется, был больше заинтересован в развитии торговых отношений, чем в дипломатии как таковой.

Набеги половцев, должно быть, несколько лет осложняли путь в Византию по Днепру, и русские купцы хотели расширять экономические связи с западными странами. Поскольку Святополк пытался монополизировать торговлю солью на Руси, он, надо полагать, мечтал получить галицкие соляные рудники, но нельзя было надеяться, что Ростиславичи уступят их. Он мог, однако, закупать соль на Величковских копях в Польше»

Г. В. Вернадский «История России»., Гарвард, США, 1943—1969
Том 2: «Киевская Русь»., 1948

Комментарий Игоря Скифа:

Сергей Михайлович Соловьев об этом времени пишет: «Легко понять, что племя Изяславово потеряло окончательно народную любовь на Руси; дети Святослава никогда не пользовались ею: мы видели, какую славу имел Олег Гориславич в народе; в последнее время он не мог поправить ее, не участвуя в самых знаменитых походах других князей.»

Давайте обобщим в одной истории всю биографию Олега Святославича, прозванного в народе Гориславовичем. Сделаем это по материалу из исторического проекта «История Российского государства» Бориса Акунина:

Олег Гориславич (ок. 1055 – 1115)

Но больше всего бед Руси принес не злокозненный Давыд Игоревич, а его двоюродный брат Олег Святославич, действия которого чуть было вовсе не погубили государство.

Он был сыном великого князя Святослава Ярославича (1073–1076) и после смерти отца остался ни с чем. Новый великий князь отобрал у юного Олега его Владимир-Волынское княжество.

Поначалу Олег по стопам других изгоев отправился в неспокойный город Тьмутаракань, набрал там воинов, по дороге через Степь прихватил с собой половцев и забрал себе Чернигов — удел богаче прежнего. Осенью того же года он потерпел поражение в битве с киевским войском и бежал обратно на Таманский полуостров.

Вскоре при не вполне ясных обстоятельствах Олега взяли в плен какие-то местные хазары, вероятно, не желавшие его княжения в Тьмутаракани, и отослали возмутителя спокойствия за море, к грекам. Византия охотно принимала политических ссыльных из числа чужеземных «архонтов», которых можно было приручить и при случае использовать в своих интересах. Известно, что содержали русского изгнанника на острове Родос.

Однако в 1083 году Олег то ли убежал, то ли был намеренно выпущен византийцами и вернулся в Тьмутаракань, прогнал оттуда изгоев помельче — Давыда Игоревича с Володарем Ростиславичем — и отомстил хазарам, которые отправили его в ссылку. На этот раз Олег остался в Тьмутаракани надолго, дожидаясь своего часа.

Возможность реванша предоставилась после смерти великого князя Всеволода, последнего из Ярославичей. В 1094 году Олег привел на Русь половцев. Он получил то, чего добивался — Черниговское княжество, но за это вся русская земля подверглась разорению. Виновника несчастья после этого прозвали «Гориславичем». Летописец корит князя: «Его же грех да простит ему Бог, ибо много христиан загублено было, а другие в плен взяты и рассеяны по разным землям».

Два года спустя, когда половцы ушли, пришлось оставить Чернигов и Олегу. Он перебрался на запад, в город Стародуб, чтобы быть ближе к владениям родного брата Давыда Святославича, в то время владевшего Смоленском. Но киевское войско осадило Стародуб, и Олег после долгой осады сдал город. Побежал было в Смоленск к брату, но тот, зная характер «Гориславича», не открыл ему ворот. Тогда Олег бросился на восток и напал на муромского князя Изяслава, Мономахова сына. В сражении Изяслав был убит, и захватчик на время обосновался в новых владениях, подчинив себе еще и Ростов. Но пришел другой сын Мономаха, Мстислав, и сызнова одолел этого упорного, но незадачливого авантюриста.

Здесь произошло событие, выделяющееся из череды всех этих кровавых, но однообразных пертурбаций. Победитель Мономах, к тому времени уже обладавший и могуществом, и авторитетом, предложил князю-изгою мир.

Текст письма, которое Мономах отправил Олегу, сохранился полностью. Этот редкий по величию и художественной силе документ свидетельствует о незаурядном масштабе личности автора (особенно, если учесть, что пишет отец, чей сын совсем недавно пал от руки Олеговых воинов):

«И если начнешь каяться Богу и ко мне будешь добр сердцем, послав посла своего или епископа, то напиши грамоту с правдою, тогда и волость получишь добром, и наше сердце обратишь к себе, и лучше будем, чем прежде: ни враг я тебе, ни мститель. Не хотел ведь я видеть крови твоей у Стародуба; но не дай мне Бог видеть кровь ни от руки твоей, ни от повеления твоего, ни от кого-либо из братьев. Если же я лгу, то Бог мне судья и крест честной!

Если же в том состоит грех мой, что на тебя пошел к Чернигову из-за язычников, я в том каюсь, о том я не раз братии своей говорил и еще им поведал, потому что я человек».

Своим письмом Мономах положил конец затяжной распре, которая принесла стране неисчислимые горести. На Любечском съезде 1097 года Олег Святославич получил всё, чего хотел — и Чернигов, и Тьмутаракань. Для Мономаха — в том-то и состояла мудрость
этого исторического деятеля — политическая целесообразность и мир в стране значили больше, чем воздаяние за зло и личная месть.

В дальнейшем Олег Святославич смут не устраивал и дальновидный Мономах обрел в его лице надежного союзника, однако летопись и народная память не простили «Гориславичу» участия в половецком нашествии.

В следующих поколениях Мономашичам, потомкам Владимира, придется вести упорную борьбу за первенство с Ольговичами, потомками Олега.

Б. Акунин «История Российского государства».
Том 1: «От истоков до монгольского нашествия. Часть Европы»
— М., 2014

Комментарий Марины Георгиевой:

Обращусь к преподобному Нестору Летописцу и Летописи, раз уж на этой главе она заканчивается. Итак: 

«Нестор (1050-е гг. — нач. XII в.) — монах Киево-Печерского монастыря, агиограф и летописец. Из написанного Н. Жития Феодосия Печерского мы узнаем, что он был пострижен в Киево-Печерском монастыре при игумене Стефане (1074—1078) и возведен им в «диаконский сан», что еще до Жития Феодосия им было написано Житие Бориса и Глеба. Канонизирован Н., видимо, не был. Его житие появляется лишь в старопечатном Патерике Киево-Печерском, изданном в 1661 г., откуда его заимствовал и включил в свои минеи Димитрий Ростовский. Служба Н. составлена не ранее 1763 г. ... Спорным остается вопрос о времени написания обоих житий.

Сложнее обстоит вопрос с атрибуцией Н. Повести временных лет. Основанием для атрибуции является свидетельство Киево-Печерского патерика, в котором среди монахов, подвизавшихся в монастыре в XI в., упоминается «Нестор, иже написа летописец», а также наличие имени Н. в заглавии ПВЛ по Хлебниковскому списку (XVI в.) Летописи Ипатьевской: «Повесть временных лет черноризца Нестера Феодосьева манастыря Печерьскаго, откуду есть пошла Русская земля…».

В старшем списке (Ипатьевском, нач. XV в.) имя Н. опущено. Сомнения в принадлежности Н. — агиографу ПВЛ — были высказаны уже в нач. XIX в., так как аргументация в пользу этой атрибуции была далеко не безупречной; в частности, Н. приписывались высказывания от первого лица в статьях 1051 и 1091 гг. ПВЛ; считалось, что весь этот текст летописи за 2-ю пол. XI — нач. XII в. единолично написан им и т. д. Р. Ф. Тимковский, А. Кубарев, П. Казанский и другие справедливо указывали, что в этом случае обнаруживаются существенные противоречия между ПВЛ и Житием Феодосия Печерского, безусловно написанным Н.

Эти сомнения усугублялись убежденностью представителей «скептической школы» (М. Т. Каченовский, С. М. Строев и др.) в том, что известные нам списки летописей — это поздние (XIII в.) «сборники», а монах XI в. не смог бы «написать что-нибудь хотя несколько похожее на эти сборники»; т. е. сомнения в авторстве Н. связывались со скептическим взглядом на начало русского летописания в XI в.»

«Словарь книжников и книжности Древней Руси». (XI – XVI в.в.)
 / АН СССР. ИРЛИ; Отв. ред. Д. С. Лихачев — Л.: Наука, 1987—1989

В общем, с ПВЛ все так же непонятно, как и с другими древними источниками. А память преподобного Нестора Летописца Печерского празднуется 9 ноября по новому стилю.