Комментарий Марины Георгиевой:

О втором изгнании Изяслава в части неудачного сотрудничества с Болеславом II мы уже упоминали ранее. А вот что пишет Е. Мельникова далее:

«...мытарства Изяслава с семьей во время его второго изгнания хорошо отражены в немецких и папских источниках.
Первым в их ряду надо по праву поставить пространное сообщение под 1075 г. в «Анналах» Ламперта Херсфелъдского, в старой историографии именовавшегося Ашаффенбургским...

Через несколько дней после Рождества 1074 г. в Майнц к Генриху IV «явился король Руси по имени Димитрий , привез ему неисчислимые сокровища — золотые и серебряные сосуды и чрезвычайно дорогие одежды — и просил помощи против своего брата (Святослава. — Авт.), который силою изгнал его из королевства и сам, как свирепый тиран, завладел королевской властью.

Для переговоров с тем о беззаконии, которое он совершил с братом, и для того, чтобы убедить его впредь оставить незаконно захваченную власть, иначе ему вскоре придется испытать на себе власть и силу Германского королевства, король немедленно отправил Бурхарда, настоятеля Трирской церкви.

Бурхард потому представлялся подходящим для такого посольства, что тот, к которому его посылали, был женат на его сестре, да и сам Бурхард по этой причине настоятельнейшими просьбами добивался от короля пока не принимать в отношении того (Святослава. — Авт.) никакого более сурового решения. Короля Руси до возвращения посольства король (Генрих. — Авт.) поручил заботам саксонского маркграфа Деди, в сопровождении которого тот и прибыл сюда»

«Бурхард, настоятель Трирской церкви, посланный с королевским посольством к королю Руси, вернулся, привезя королю столько золота, серебра и драгоценных тканей, что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство. Такой ценой король Руси хотел купить одно — чтобы король (Генрих. — Авт.) не оказывал против него помощи его брату, изгнанному им из королевства. Право же, он вполне мог бы получить это и даром, ибо [Генрих], занятый внутренними домашними войнами, не имел никакой возможности вести войны внешние с народами столь далекими. Дар, дорогой и сам по себе, оказался тем более ценен, что был сделан в нужный момент. Ибо огромные расходы на последнюю войну (против саксов. — Авт.) опустошили королевскую казну, тогда как войско выражало сильное недовольство, настойчиво требуя платы за только что завершившийся поход. Если бы его требования не были удовлетворены с королевской щедростью, то не приходилось сомневаться, что оно не было бы уже столь послушно, а ведь оставшаяся часть дела (саксонской войны. — Авт.), как следовало опасаться, была, без сомнения, большей»...

Итак, не получив ожидавшейся поддержки у польского князя Болеслава II, Изяслав Ярославич через Тюрингенскую марку маркграфа Деди направился к германскому королю. Попутно выясняются любопытные детали.

Во-первых, реакция Болеслава, оказывается, вовсе не была столь импульсивной, как можно было бы подумать, читая древнерусскую летопись: Изяслав провел в Польше больше полутора лет, коль скоро, изгнанный в марте 1073 г., он прибыл к Генриху IV только в самом начале 1075 г.

Следовательно, у Болеслава было достаточно времени, чтобы взвесить все за и против, и он предпочел союз со Святославом Ярославичем, соблазнившись русской военной помощью. В самом деле, в 1076 г. русское войско во главе с молодыми князьями Олегом Святославичем и Владимиром Всеволодовичем Мономахом воюет на стороне Польши в Чехии против верного союзника Генриха IV чешского князя Братислава II.

Во-вторых, становится очевидным, что далеко не все «именье» Изяслава было отобрано в Польше, раз его подношения могли произвести такое впечатление в Германии. Здесь что-то не так, и летописец представляет дело явно упрощенно, хотя, думается, не по своей вине. Недаром прочувствованные слова о судьбе Изяслава — «блудил по чужим землям, имения лишен» — вложены им, печерским летописцем, в уста самого Изяслава. Последний в конце жизни был частым гостем в Печерском монастыре, и едва ли подлежит сомнению, что сведения о его зарубежных мытарствах восходят к его собственным рассказам...»

И далее:

«Изяслав, безусловно, понимал, что на реальную военную помощь со стороны Генриха IV рассчитывать не приходится, что ее мог предоставить только польский князь. Но как изменить позицию Болеслава II?

С германским королем польский князь в те годы враждовал, оставалось обратиться еще к одному авторитету — римскому папе, с которым Болеслав как раз вел переговоры о предоставлении ему королевского титула.

Уже из Германии, но не дожидаясь возвращения посольства Бурхарда, Изяслав отправил в Рим своего сына Ярополка со странным, казалось бы, предложением: принять Русь под покровительство папского престола. Но чем еще можно было соблазнить Григория VII?

Расчет оказался верным. Григорий похвалил Изяслава и сделал выговор Болеславу. Обо всем этом мы узнаем из двух посланий папы Григория VII — Изяслав у Ярославину и Болеславу II, датированных апрелем 1075 г.

«Григорий епископ, раб рабов Божиих, Димитрию, королю Руси, и королеве, его супруге, желает здравствовать и шлет апостолическое благословение. Сын ваш, посетив гробницы апостолов, явился к нам со смиренными мольбами, желая получить названное королевство из наших рук в качестве дара святого Петра и изъявив поименованному блаженному Петру, князю апостолов, надлежащую верность (речь идет, похоже, о какой-то формальной процедуре. — Авт.).

Он уверил нас, что вы без сомнения согласитесь и одобрите эту его просьбу и не отмените ее, если дарение апостолической властью [обеспечит] вам благосклонность и защиту.

В конце концов мы пошли навстречу этим обетам и просьбам, которые кажутся нам справедливыми, учитывая как ваше согласие, так и благочестие просившего, и от имени блаженного Петра передали ему бразды правления вашим королевством, движимые тем намерением и милосердным желанием, дабы блаженный Петр охранил вас, ваше королевство и все ваше имение своим перед Богом заступничеством, и сподобил вас мирно, всечестно и славно владеть названным королевством до конца вашей жизни, и по окончании этой войны испросил для вас славу вечную у Царя вышнего»

Из послания видно, что Ярополк, с одной стороны, выступал как представитель отца, а с другой — не имел от него определенных письменных полномочий и действовал по обстоятельствам, так что при желании Изяслав мог дезавуировать его: правило, обычное для дипломатии.

В остальном послание выдержано в выражениях обтекаемых, и из него трудно уразуметь, что же именно произошло весной 1075 г. в Риме. Это и понятно: для конкретных переговоров с князем о том, «чего нет в письме», Григорий VII направил к нему своих послов, «один из которых является вашим известным и верным другом» (следовательно, Изяслав не впервые имел дело с Римом?).

В конце письма польскому князю среди общих моральных наставлений вдруг читаем:

«... а среди прочего надобно вам соблюдать милосердие, против которого (как бы нам ни было неприятно говорить об этом), вы, кажется, согрешили, отняв деньги у короля Руси.

Поэтому, сострадая вам, убедительнейше просим вас из любви к Богу и святому Петру: велите вернуть все, что взято вами или вашими людьми, ибо знайте, что по вере нашей беззаконно похищающий добро чужого, если не исправится, имея возможность исправиться, никогда не удостоится Царствия Христова Божия».

Как отнесся польский князь к увещаниям папы, сказать трудно. Открыто игнорировать их он, разумеется, не мог. Но его участие в возвращении Изяслава в Киев весной 1077 г. могло ведь объясняться и переменой политической ситуации — внезапной смертью Святослава в декабре 1076 г.

Так или иначе, но в 1076 г. Изяслав, как можно думать, уже снова находился в Польше, ибо именно к этому времени, вероятно, относится надпись на покрове на раку св. Адальберта-Войтеха, подаренном Изяславом Гнезненскому собору.

Надпись сохранилась в латинском переводе, хотя в оригинале, по некоторым признакам, была сделана по церковно-славянски:

«Молитвами святого Димитрия даруй, Всемогущий, многая лета рабу Твоему Изяславу, князю русскому, во отпущение грехов и взыскание Царствия небесного. Аминь. Во имя Твое, Господи, буди»

Е. Л. Мельникова «Древняя Русь в свете зарубежных источников» (М. изд. "Логос", 2003)

Комментарий Марины Георгиевой:

О том же у C. Соловьева:

«В то время как наш Изяслав вторично явился к польскому двору, Болеслав воевал с Вратиславом чешским, который находился в тесном союзе с императором Генрихом IV; очень вероятно, что эти обстоятельства не позволяли Болеславу подать помощь русскому князю, который, будучи принужден оставить Польшу, принял совет деда, маркграфа саксонского, и поехал в Майнц просить заступления у врага Болеславова, императора Генриха IV.

Если Изяслав обратился за помощью к императору Генриху IV, врагу Болеслава Смелого, то Святослав по единству выгод должен был спешить с заключением союза с польским князем, и точно мы видим, что молодые князья — Олег Святославич и Владимир Всеволодович ходили на помощь к полякам и воевали чехов, союзников императорских.

Чешский князь Вратислав, узнав о союзе Болеслава с младшими Ярославичами, о движении Олега и Владимира к чешским границам, прислал к Болеславу просить мира и получил его за 1000 гривен серебра. Болеслав послал сказать об этом Олегу и Владимиру, но те велели отвечать ему, что не могут без стыда отцам своим и земле возвратиться назад, ничего не сделавши, пошли вперед взять свою честь и ходили в земле Чешской четыре месяца, т. е. опустошали ее: Вратислав чешский прислал и к ним с предложением о мире; русские князья, взявши свою честь и 1000 гривен серебра, помирились. Нет сомнения, что этот поступок рассердил Болеслава, который потому и решился помочь в другой раз Изяславу»

Соловьев С. М. «История России с древнейших времен»

Комментирует Мансур Сахабутдинов:

Для правильного понимания исторической науки того времени, основанной на информации из различных летописей, хроник и списков, приведу и критический взгляд. Цитата из книги В. Колюжного и С. Валянского "Другая история Руси. От Европы до Монголии":

«Взгляд на летописи как на преемственное продолжение записей, передаваемых последовательно от учителя к ученику в том же самом монастыре, не соответствует действительности. Вот что говорит академик А. А. Шахматов в «Обозрении летописных сводок Руси Северо-Восточной»:

«Несомненно, что всякое летописание начинается с отдельных записей и сказаний и что оставление их в том виде, как мы теперь имеем, было дело очень сложное. Прежде всего, в начале XII века в Киеве составился обширный летописный свод «Повесть Временных Лет», так называемая «Летопись Нестора», имевший весьма значительное распространение и оказавший решительное влияние на дальнейшее развитие летописного дела не только в южной, но также и в северной (Новгородской) и северо-восточной (Суздальской и Московской) Руси…

Вряд ли в разных отдаленных и глухих углах древней Руси могли тогда самостоятельно возникнуть местные летописи и самобытные летописные своды. Но «Повесть Временных Лет» и позднейшие своды, составленные на ее основании, проникли и в Новгород, и в Тверь, и в глухой Переславль-Залесский, и здесь они подвергались переработке и дополнялись на основании местных сказаний и исторических преданий».

Многие думают, что такого рода сборники всегда, и даже в новых местностях, пополнялись новыми данными год за годом и с тех пор они оставались неизменными и продолжатели их не смели разбавлять тексты манускриптов отсебятиной. Последующие переписчики даже через сотни лет могли вставлять в старинные рукописи много текста от себя, не продолжая в то же время их сказаний до своего времени.»

В. Колюжный, С. Валянский "Другая история Руси. От Европы до Монголии" ( М.: Вече, 2004)

Комментарий Марины Георгиевой:

Зацеплюсь за биографию жены князя Изяслава Гертруды. Тем более, что это тот редкий случай, когда о супруге князя хоть что-то более-менее известно. Рассказывать о Гертруде буду, основываясь на книге А. Ю. Карпова «Люди древней Руси».

Итак. Гертруда (в православии Олисава, то есть Елизавета? или Елена?), «ляховица», то есть полька. Дочь польского князя Мешка II и Риксы (Рихезы), племянницы германского императора Оттона III, сестра польского князя Казимира I Восстановителя. После смерти отца (1034), еще ребенком, была вывезена матерью в Германию, где и жила в течение нескольких лет.

В начале 1040-х гг. была выдана замуж за туровского князя Изяслава Ярославича. Этот брак, как и заключенный чуть раньше брак брата Гертруды, польского князя Казимира, на сестре Ярослава Мудрого Марии-Добронеге, носил политический характер: он скрепил русско-польский союз, существовавший в то время.

«Русские источники неоднократно упоминают о супруге киевского князя Изяслава, «ляховице». По свидетельству Жития преп. Феодосия Печерского, княгиня поддерживала тесные отношения с киевским Печерским монастырем; вполне вероятно, что ее духовным отцом на Руси был преп. Антоний, основатель Печерской обители. Гертруда покровительствовала женскому монастырю Святого Николая в Киеве, где приняла пострижение мать преп. Феодосия. Именно княгиня заступилась перед князем Изяславом Ярославичем за иноков Печерского монастыря, когда князь вознамерился изгнать их из Киева.»

Княгиня оказывала несомненное влияние на супруга и в политических делах. (Про два бегства Изяслава в Польшу к племяннику жены повторять не буду — это мы уже обсудили). Далее... Изяслав

«отправляется в Германию, где находит приют у короля Генриха IV, а затем, вероятно не без вмешательства жены, обращается за помощью к римскому папе Григорию VII. О послании папы мы тоже уже говорили, но нужно отметить, что оно адресовано не только «королю русскому» Дмитрию-Изяславу, но и «королеве, супруге его», то есть Гертруде.

Вместе с Ярополком в Риме побывали Гертруда и ее невестка, жена Ярополка немка Ирина-Кунигунда. Об активном участии польской княгини во всех этих событиях свидетельствует еще один источник — две миниатюры из принадлежащей ей латинской рукописи — знаменитого «Молитвенника Гертруды», приплетенного к т. н. «Трирской Псалтири» X в. На этих миниатюрах изображены сама Гертруда, Ярополк и Ирина, припадающие к стопам святого апостола Петра, а также Ярополк и его супруга, увенчанные коронами.

Вообще «Молитвенник Гертруды» — памятник уникальный во всех отношениях. (Так, только из него нам известно имя, которое княгиня носила на Западе.) Он содержит личные молитвы Гертруды на латинском языке и свидетельствует не только о ее высокой образованности (княгиня свободно владела по меньшей мере четырьмя языками — польским, немецким, русским и латинским), но и о ее несомненном благочестии. В 70-е гг. XI в. раскол между католической и православной церквями еще не зашел слишком далеко: Гертруда с равным благоговением относилась и к православным русским, и к латинским святыням.

Высказывалось предположение, что и она, и ее сын Ярополк во время пребывания в Риме «перекрещивались» в католичество, а затем, по возвращении на Русь, снова обратились в православие; однако это предположение не кажется обязательным: едва ли подобное «перекрещивание» практиковалось в то время.»

Поддержка папы, который направил особое послание Болеславу, позволила князю с семейством вернуться в Польшу. После же внезапной смерти князя Святослава Ярославича, Изяслав в мае 1077 г. возвращается на Русь.

После гибели Изяслава Ярославича в битве на Нежатиной Ниве Гертруда оказывается во Владимире на Волыни, при дворе своего сына Ярополка. Ей еще раз пришлось испытать удар судьбы. В 1085 г. Ярополк начал войну с киевским князем Всеволодом Ярославичем, но, узнав о приближении войск сына Всеволода Владимира Мономаха, бежал в Польшу, бросив в Луцке мать и жену.

Обе женщины оказались в плену у Мономаха и были уведены в Киев, где и пребывали до примирения Ярополка со Всеволодом в следующем, 1086 г. Однако 22 ноября 1086 г. Ярополк был убит. О дальнейшей судьбе Гертруды сведений в источниках нет, если не считать летописного упоминания о кончине «княгини, Святополчи мати», 4 января 1108 г.

 А теперь о загадках, связанных с Гертрудой.

«Гертруда была единственной женой князя Изяслава Ярославича и, следовательно, матерью трех его сыновей — Святополка (он родился в 1050 г.), Мстислава и Ярополка (даты их рождений неизвестны). Однако в литературе на этот счет высказываются сомнения.

Дело в том, что в источниках дважды упоминается некая княгиня, названная «матерью Святополчей», — во-первых, в процитированном выше летописном известии о ее кончине, а во-вторых, в надписи-граффити на стене Киевского Софийского собора, где приведено и ее имя: «Господи, помози рабе своеи Олисаве, Святоплъчи матери, русьскыи кънягыни…»

Надо полагать, что Олисава (т.е. Елизавета) и есть имя, которым польская княгиня была наречена на Руси. В то же время в «Молитвеннике Гертруды» княгиня именуется «матерью Ярополка» (в подписи к миниатюре), а в самом тексте называет Ярополка (в крещении Петра) своим «единственным сыном»!
 Исходя из этого факта, а также из того, что в месяцеслове этой рукописи отсутствует память святой Елизаветы, предполагаемой небесной покровительницы княгини, и в то же время признавая, что Гертруда была единственной супругой князя Изяслава Ярославича, А. В. Назаренко приходит к следующему выводу: мать Святополка Олисава не тождественна Гертруде; она вообще была не законной супругой Изяслава, но его наложницей, и, следовательно, Святополк появился на свет вне брака. Исследователь отмечает также особое место, которое в «Молитвеннике Гертруды» занимает память святой Елены, и делает осторожное предположение, что Гертруда могла носить на Руси имя Елена.

Гипотеза А. В. Назаренко, несомненно, заслуживает внимания, однако показания русских источников, по-видимому, противоречат ей. Пожалуй, можно согласиться с тем, что рожденный вне брака (согласно гипотезе Назаренко) Святополк обладал всеми правами князя, но едва ли правами княгини могла обладать наложница Изяслава. А между тем и в граффити Софийского собора, и в летописном известии она названа именно княгиней. Кроме того, летопись не содержит никаких намеков на то, что Святополк родился вне брака, хотя в других подобных случаях (на которые в подтверждение своей гипотезы ссылается А. В. Назаренко) это обстоятельство отмечено.

Что же касается слов Гертруды о Ярополке как о своем «единственном сыне», то они пока не находят приемлемого объяснения (точка зрения В. Л. Янина, согласно которой Ярополк, будучи на Западе, перешел в католичество и в силу этого мог именоваться «единственным» сыном-единоверцем матери-католички, вызывает возражения).»

Комментарий Игоря Скифа:

Добавлю немного из Википедии (простите) по Гертруде:

«Основываясь на данных кодекса Гертруды и соображениях генеалогического плана А. В. Назаренко высказал идею, что Святополк не мог быть сыном Гертруды — Ярополк был её единственным сыном, по крайней мере, так его называла Гертруда в своих молитвах (unicus filius meus). Назаренко считает, что Гертруда не пережила плена, скончавшись в 1086 году в монастыре, где находилась вместе с женой Ярополка Кунигундой.

Янин, изучая кодекс, чтоб объяснить обращение unicus filius meus, предположил, что Ярополк ко времени написания молитв перешел в католичество, а Святополк остался православным. Это предположение раскритиковал Назаренко (см. Вероисповедание Гертруды).

Поппэ, принявший критику Назаренко этого тезиса, предположил, что unicus здесь означает уникальный, самый лучший, объясняя содержание молитв Гертруды сугубо психологическими моментами.»

И далее:

«С. А. Высоцкий постулировал наличие у Изяслава двух жен, видимо предполагая развод Изяслава около 1050 года. Версию с разводом подверг критике Поппэ. Ни одна из двух возможностей: Гертруда — первая жена или же Олисава — первая жена, не согласуется с источниками.

Действительно, сын Гертруды Ярополк Изяславич с его претензиями на великокняжеский стол должен быть старше Святополка, но Гертруда оставалась женой Изяслава после 1050 года. Даже если Святополк старше, то свадьба Изяслава и Гертруды, скорее всего, была до его рождения.»