Комментарий Игоря Скифа:

О брачных союзах Ярослава в версии Б. Акунина и Т. Джаксон мы рассказали в предыдущем отрывке. Интереснейшие дополнения по Митрополиту Илариону по материалам С. Цветкова и А. Карпова можно прочитать здесь. Поэтому, в рамках своего традиционного дополнения текста Карамзина мнением Б. Акунина — немного общего обзора:

"«Бысть тишина велика». Этой благостной формулировкой летописец обозначает события 1046–1047 годов — но так можно было бы назвать и весь период единовластного правления Ярослава. Войны если и происходили, то далеко, а на Руси было тихо и мирно. Великий князь в старости оружия в руки не брал — предпочитал посылать в походы сына Владимира (1020–1052) и воевод. Сам же занимался делами нешумными, но важными.

Много сил и средств он потратил на то, чтобы превратить свою столицу в политический и культурный центр, соперничающий с самим Константинополем, — и добился немалых успехов. Когда летописец говорит: «Заложи Ярослав город великый Кыев», он имеет в виду, что Ярослав постарался придать Киеву величие.

Подражание Царьграду было буквальным, даже наивным. Князь тоже завел у себя Золотые ворота, храм Святой Софии,монастыри Святого Георгия и Святой Ирины — всё как у базилевсов. В Киеве активно велось каменное строительство, стены церквей расписывались фресками, купола золотились.

Город быстро разрастался. В нем были кварталы, населенные иноплеменными купцами и мастерами: поляками, латинянами, армянами, иудеями (например, епископом в Новгород был отправлен некий киевлянин Лука Жидята, вероятно, крещеный еврей).

Сравниться с Константинополем Киев, конечно, не мог, но путешественникам из небогатой Западной Европы он казался великолепным. В одной из хроник с почтением написано, что в Киеве восемь рынков и четыреста церквей (должно быть, включая и маленькие часовни).

Великий князь слыл книгочеем и покровителем грамотности. В главном соборе страны он устроил первое русское книгохранилище. Чернецы в монастырях переводили и переписывали церковную литературу. Самые древние из сохранившихся русских книг — «Реймсское Евангелие» Анны Ярославны и Евангелие новгородского посадника Остромира – датируются серединой XI века.

Если Владимир учил грамоте детей, чтобы обеспечить церкви клиром, то при Ярославе стали открываться обычные, недуховные школы, вследствие чего на Руси появилась широкая прослойка грамотного и при этом — большая редкость для Средневековья — не связанного с церковью населения.

Естественным шагом для государя, желавшего равенства с Царьградом, стало стремление сделать русскую церковь организационно независимой от Византии. Прежде киевского митрополита назначал константинопольский патриарх, но в 1051 году русские епископы сами избрали себе предстоятеля, которым стал близкий к Ярославу монах Илларион.

Момент для этого смелого демарша был выбран очень умело. Западная и восточная церкви находились на грани окончательного разрыва (католичество и православие формально обособятся три года спустя), и Константинополь не мог себе позволить слишком резкой конфронтации с Киевом — русские вполне могли перейти в лагерь приверженцев Рима, к которому принадлежали польские и скандинавские свойственники Ярослава.

Это, пожалуй, было апогеем могущества древнерусского государства. Вскоре после смерти Ярослава Мудрого его наследники будут вынуждены отказаться от церковной автономии и вновь принять митрополита-грека. Звезда Киева постепенно начнет меркнуть. ..."

Борис Акунин "История Российского государства"

Комментарий Марины Георгиевой:

А я, пожалуй, продолжу о брачных союзах. Из Е. Мельниковой узнаем имя супруги Изяслава:

"...познакомимся напоследок с памятником в своем роде исключительным, без которого круг источников, связанных с изгнанием Изяслава Ярославнча, был бы далеко не полон.

Мы имеем в виду так называемый молитвенник Гертруды, жены Изяслава (это единственный источник, сообщающий имя княгини). Молитвенник записан на листах, приплетенных к принадлежавшей Гертруде «Псалтири» иллюминированной (т.е. снабженной миниатюрами) рукописи X в. трирского происхождения, и молитвенник не следует смешивать, как то иногда делают, с этой Гертрудиной или «Эгбертинской (по имени трирского архиепископа X в. Эгберта) Псалтирью».

Тексты молитв принадлежат, вероятно, самой дочери Мешка II (который, по некоторым сведениям, также отличался незаурядной образованностью) и обращены, помимо Христа и Богоматери, чаще всего к св. Петру (имя Ярополка в крещении) и св. Елене (очевидно, православным именем Гертруды было Елена) . Княгиня молится за «нашего короля» (т.е., надо полагать, за своего мужа князя Изяслава), но чаще — за Петра-Ярополка, которого называет своим «единственным сыном».

И об Оде, тоже из Мельниковой:

"Настала, наконец, пора обратиться к персоне Бурхарда Трирского и по возможности уточнить характер его родства со Святославом — ведь Ламперт не называет ни происхождения Бурхарда, ни имени супруги Святославовой, ни времени ее замужества, — словом, ничего, что могло бы пролить свет на политический смысл брака.

Но выручает очередной пространный генеалогической экскурс — на этот раз из «Штаденских анналов» Альберта (Annales Stadenses auctore Alberto), аббата монастыря в Штадене, на севере Германии, неподалеку от Гамбурга. Хотя «Штаденские анналы» — источник довольно поздний (Альберт работал над ними в середине XIII в.), но интересующие нас родословные сведения заслуживают доверия, ибо происходят из материалов судебного разбирательства но поводу имущественного спора между Штаденами и Ольденбургами в 1112 г.

«Эта Ида, знатная дама родом из Швабии, жила в имении Эльсдорф и обладала наследственным владением, которое до сих пор именуется владением Иды. Она была дочерью брата императора Генриха III, а также сестры папы Льва IX ... Она вышла замуж за Липпольда ... и родила Оду, [поначалу] монахиню в Ринтельне (в Саксонии, на реке Ве- зер. — Авт.), которую она затем выкупила из монастыря ... и отдала за короля Руси (rex Ruziae), которому [та] родила сына Вартеслава (Warteslaw).

По смерти короля Ода велела закопать в подходящих местах бесчисленные сокровища, сама же с сыном и частью богатств вернулась в Саксонию, а копавших приказала убить, чтобы они не проговорились».

Здесь Ода вторично выходит замуж. «Вартеслав же, снова призванный на Русь, правил там вместо отца и [успел] еще при жизни своей отыскать сокровища, запрятанные матерью».

Из изложенного в «Штаденских анналах» трудно понять, кем именно был «король Руси» — но это мы уже знаем от Ламперта Херсфельдского: Святослав, брат Изяслава Ярославича; куда важнее, что Альберт приводит подробные генеалогические сведения об Оде, жене Святослава, и ее единоутробном брате Бурхарде, защищавшем Святослава в 1075 г. перед королем Генрихом IV.

Именно они разъясняют политическую сторону брачных союзов как Святослава, так и Ярополка Изяславича. Политический характер брака Оды очевиден — Святославу была нужна именно она, иначе незачем было ввязываться в сомнительную историю с расстриженной монахиней.

Ясно, что «посредничество» Генриха IV предполагает присутствие большой политики. Какой именно, нетрудно догадаться, учитывая датировку брака, имеющуюся в «Санкт- Галленских анналах», — ок. 1070 г.

Святослав готовил «переворот» в Киеве (произошедший в 1073 г.), а для этого, учитывая опыт польской помощи Изяславу в 1069 г., было необходимо нейтрализовать польского князя Болеслава II.

Германия вполне подходила на роль союзника черниговского князя, так как уже с 1070 г. ее отношения с Польшей становятся напряженными, а на 1073 г. Генрих IV вообще готовил поход против Болеслава (помешало внезапное саксонское восстание).

Но определяющим стало родство Оды не только с Генрихом IV , а и с восточносаксонскими маркграфами, хозяевами на польско-немецком порубежье. Данные Альберта Штаденского позволяют установить, что Ода была двоюродной сестрой майсенского маркграфа Экберта-младшего и родной сестрой Удона II Штадена, тогда маркграфа Саксонской северной марки.

Этот установленный благодаря немецким источникам факт черниговско-немецкого союза в самом начале 1070-х годов проливает свет на многие события древнерусской истории."

Е. Л. Мельникова. "Древняя Русь в свете зарубежных источников"

Вот так вот, и никакой романтики!