Кто есть подонок, скажете вы – это отбросы общества, отстой, человек беспринципный, непредсказуемый, совершающий поступки шокирующие общество своим цинизмом. Поэтому думать, говорить и делать он может всё что угодно, невзирая на правовые нормы и существующую нравственность.

 

А если в обществе, где он вырос, в большинстве своём процветают и становятся успешными только негодяи и мерзавцы… Что тогда?

 

 

 

Отрывок из книги:

 

ГЛАВА 1. Жертва

 

книжные новинки петербург

 

Вас часто называют подонком? Нет? А я уже привык.… Для меня это – так, невзрачное обыденное словечко, вылетающее из уст человека в момент его полной беспомощности, парализованной воли. Когда уже нет иного бесконтактного способа для выражения своего негодования, заполнившего все внутренности и раздувающегося изнутри, словно туда бросили карбид. Как результат неспособности и неумения регулировать непредвиденные ситуации, повергающие его мозг в коллапс.

 

Что значит это произнесённое сочетание нескольких согласных и гласных букв, по сравнению с теми переживаниями, которые испытывает индивидуум, произносящий их? В такой момент я наблюдаю перед собой бурую, похожую на свёклу, физиономию, дрожащие слюнявые губы, выпученные глаза, готовые прорвать сдерживающие их веки. Словно я приоткрыл крышку кастрюли с наваристым кипящим борщом, где всё клокочет, бурлит и ухает, будто в преисподней. Бывает, даже брызнет капелюшечкой и обожжёт. Но так… примитивно и жалостливо!

 

Вот и сейчас владелец шикарного глазастого мерседеса, чёрной дырой стоящего на фоне снежного сугроба, пытается прокричать это слово через окно моей надёжной водительской двери, за которой я уверенно сижу в четырёхтонном грузовике. А на чём, по-вашему, должен ездить настоящий подонок? На жигулях? Вот то-то же! Об этом и кричит жирная физиономия, что, мол, я подонок специально забрался так высоко. Ну, а если это действительно так. Какое ему дело, на чём я езжу? Только если я чувствую себя независимым и могу здраво рассуждать – я настоящий. Разве можно, следуя на легковушке, быть спокойным? Когда тебя прижимают со всех сторон и норовят столкнуть на обочину. Кто тебя заметит, пока не попадёшь под колёса!

 

Его счастье, что он ездит аккуратно. Видимо учился вождению в автошколе, а не купил права как большинство участников движения, с которыми я имею дело. Обычно заезжаю вперёд – ррраз… по тормозам. И птичка в клетке! Можно и на повороте зацепить, но предварительно перестроиться в правый ряд.

 

Чтобы зарабатывать на жизнь, машине пришлось сделать недорогой тюнинг: декорировать кузов сзади, опустив его так низко, чтобы даже спортивная Хонда смогла въехать прямо в отражатели, повесить со всех сторон разноцветные катафоты, усилить стопы и поворотники. Мало того у меня сзади стоит видеокамера, которая когда-то работала, но мне её повесили как муляж для завышения ценника при получении страховки. До страховки дело, как правило, не доходит. Чайники с купленными правами не любят светиться. Дав мне сотку или две баксов, сматываются. А я продолжаю охоту. В свете фар ночью моя машина сзади напоминает новогоднюю ёлку, поэтому я работаю только днём.

 

…. Похоже, толстяк начал вопить, ещё не видя, кто сидит за рулём, ненавидя просто то, что сделали с его авто – видать, он его очень любит. Теперь, глядя в мою кабину, он возненавидел меня и моё лицо. Ещё бы. Я представляю, как он по утрам смотрится в зеркало, пытаясь раскрыть заплывшие кроличьи глазки. Скоблит своё свинячье лицо одноразовыми лезвиями, вспоминая, как оно выглядело в юности. Теперь он может полюбоваться на мой низкий волевой подбородок, голубые глаза, надменную улыбочку, обнажающую крепкие белые зубы. Но это его ещё больше заводит.

 

Я чувствую, как постепенно отдаюсь его безудержной ненависти, купаюсь в ней. Словно погружаюсь в горячую наполненную голубой водой ванную – мне это знакомо. Он не первый кто доставляет мне удовольствие. Блаженные мурашки возбуждения бегут по всему телу, щекочут нервы и впрыскивают адреналин в кровь. Девушки говорят, что я похож на Кена, правда, повзрослевшего – стараюсь их не разочаровывать. Хотя эта безмозглая пластиковая кукла стоящая в обнимку с Барби не вызывает у меня интереса.

 

Времена сменились и лет десять назад этот.… Как его назвать? Гражданин? Товарищ? Земляк? Позвонил бы по телефону, и прилетела бригада патологических уродов на чёрных бумерах. Отобрали машину, а меня – в лес, расписку писать. Там бы они позабавились! Но время ушло! Теперь есть ОСАГО! Спасение и гарантия неприкосновенности подонков типа меня. Наконец-то меня стало охранять государство! Государство, защищающее подонков – где это видано? Смешно! Просто блокбастер какой-то. Похоже на «Город грехов» Тарантино.

 

…Теперь толстяк начинает орать белугой, словно хочет своим пронзительным криком выкинуть меня из машины и заставить ползать на коленках вокруг его огромной туши, укутанной в норковую шубу… Бедные зверьки! Сколько их понадобилось: двадцать, пятьдесят? Быть может, они всей семьёй наблюдают с облаков, как их профессионально выделанные шкурки согревают это жирное обрюзгшее тело, спешащее на важную встречу, заставляя его потеть при любом внезапном волнении и переживании. Прыгают неуловимо и неслышно по невидимым потокам струящихся воздушных ветерков, перескакивают на завихрения кружащих снежинки вьюг, затаив глубоко внутри великое огорчение и разочарование о невыполненном долге, предписанном повелительницей мира, природой – о дальнейшем продлении своего рода.

 

…Нехотя поворачиваюсь к окну, где, словно в цветном телевизионном экране, продолжает утаптывать снег жирный боров. Незатейливо и дружелюбно, словно все его ругательства относятся не ко мне, спрашиваю:

 

– Может, вызвать ГАИ?

 

Вижу, как он резко вскидывает голову вверх, так что его кепка с меховой оторочкой сползает на затылок. Видать сильно торопится по своим делам. Знает, что милиционеры раньше чем через пару часов не приедут. А позади уже собирается пробка, и народ начинает гудеть. Я привычный, а ему конечно несолидно на виду у всех кружить вокруг грузовика. Наверно у него закончились слова. Начинает сильно махать пухлыми руками. Рукавом шубы задевает снег на правом переднем крыле моей автомашины и тот падает на неубранную мостовую. Я не возражаю. Пусть он хоть всю машину почистит от утренней наледи. В такие морозы прилипшая снежная корка становится дополнительной защитой для кузова, и я её не стряхиваю. Протираю стекла, да и всё.

 

… Дам ему время успокоится – делаю музыку громче. Это – Queen. Моя любовь! Особенно композиция «Мама». Из всей песни я могу понять только это слово, которое лучиком пробивает дорогу к моей душе среди нагромождений чуждых мне интонаций. Хотя звучит оно с иностранным акцентом и поэтому совершенно не кажется мне родным. Тем, что я когда-то в первом классе прочитал в букваре и, глядя на рисунок, мысленно, с помощью учителя, осознал, что оно означает. Этот рисунок я помню до сих пор:

 

«Мама мыла раму»….

 

Маленькая женщина в красной юбке и синей блузке, стоя на подоконнике, отчаянно машет по окну тряпкой, смывая осевшую городскую пыль. И почему – «раму», если она трёт стекло? Вот так с детства нас учат воспринимать не совсем правильно, казалось бы, простейшие, реально существующие, вещи. У неё есть ребёнок, и это совсем не я. Отчего становится грустно, потому, что женщина на рисунке старается для какого-то другого малыша, а я должен называть её «мамой»… Но потому, как протяжно и сладко это слово произносится в песне, как вокруг него собираются все остальные многоликие, тянущие за душу, непонятные мне звуки, окутывая его едва уловимым туманом, я постепенно отгораживаюсь вместе с ним от всего вокруг и замираю. Мою расслабленную субстанцию упрямо затягивает внутрь некой потусторонности, где можно протянуть руку и почувствовать родное тепло в незнакомой таинственной глубине, хранящей нечто близкое и ностальгическое. То, что хотелось ощутить с тех пор как её не стало.

 

Но в последний момент становится стыдно за ощущение ложного чувства собственной слабости и беспомощности, которые кто-то может подглядеть со стороны. И посмеяться надо мной. Даже теперь, после стольких лет самоутверждения и убеждения себя в независимой самостоятельности, становится страшно, что растворив своё сознание в мелодичном звучании этого слова, я не смогу вернуться в первоначальное состояние, навечно застряну где-то посреди мироздания. Маленькой взвешенной частичкой вселенской гармонии, подхваченной глобальными мировыми потоками циркулирующих чувств!

 

…Я бы мог сказать, что совершенно случайно задел этот зализанный мерседес правым бортом своей автомашины, но зачем мне это говорить? Для чего вообще открывать рот, если меня об этом не просят, если все знают за меня всё, думают за меня, и рассуждают. Сначала мама. Затем преподаватели в школе. И женщины, которых приводишь на одну или две ночи. Они всегда знают обо мне больше, чем я сам. Они расставляют на полочках в ванной комнате мои принадлежности гигиены. Развешивают на вешалки одежду в шкафу. Покупают мне одеколон и модную зубную щётку. Они расчёсывают мне волосы, а затем укладывают в постель и нежно шепчут, прижимаясь и лаская, что мне сейчас будет хорошо. Откуда они это знают? Кто просветил их всех о сути моей жалкой натуры, примитивной с самого детства. Быть может, об этих шлюхах тоже кто-то знал больше их самих. И они послушно делали то, что им рекомендовалось чьим-то мнением? Продолжая этот указующий круговорот, они смотрели на меня, убеждая, что им со стороны виднее. С какой стороны? С какой стороны мы смотрим друг на друга, указывая и давая советы? Не спрашивая… Просто так….  <...>